Новости – Общество
Общество
«Мы натерпелись без Родины»
Служивый казацкий народ. Фото из личного архива.
«Русская китаянка» из Омска — о жизни российских эмигрантов в Маньчжурии со времен царя
19 января, 2016 11:00
9 мин
80-летняя Марина Николаевна Тихонюк похожа на девочку: маленькая, изящная. Односельчане зовут ее китаянкой. Она смеется:
– По отцу я японка, по матери — русская с польскими корнями. А Китай всю жизнь перевернул…
В середине XIX века по царскому указанию началось очередное принудительно-добровольное переселение донских и оренбургских казаков на Дальний Восток. Позднее часть станиц поехали жить и в китайскую Маньчжурию, где постепенно усиливалось русское влияние. Среди этих переселенцев были и родные Марины Николаевны.
– Во главе с есаулом выехали служивые за границы царской империи, — рассказывает Марина Николаевна. — Я-то родилась позже, но мать и бабушка много чего мне поведали. Все шепотом — вслух в советское время говорить было страшно. Казаки ведь люди государевы.
Обосновывались в Трехречье тяжело. Получив обмундирование, месячный паек да по 15 рублей на казака в семье, мужчины начали стеречь границу. Жены вели хозяйство, осваивали земли.
– Думали, на несколько лет, оказалось, на целую жизнь, — Марина Николаевна перебирает старые фотографии: женщины в нарядных платьях прошлого века с восточными зонтиками в руках. — Маме моей, Любови Яковлевне Новак, два года было, как в чужом краю оказалась. А вернулась, считай, старухой. Перебивались, как могли, но веру в государя не теряли. Помню, бабушка хвалила его за то, что на Пасху от его имени по куличику всем раздали. А царь про них больше и не вспоминал. Как железную дорогу построили, так и вовсе забыл.
Выжить переселенцам помогла Китайско-Восточная железная дорога — участок полотна между Читой и Владивостоком, построенный через Маньчжурию. Вокруг нее возводили первые заводы — кирпичный, стекольный, выстроили школу с полным пансионом. Создали атаманское казачье управление.
– Храм православный построили, — женщина улыбается. — Батюшка-то и решил маму сосватать, когда ей 18 исполнилось. Японец Иноуе, отец мой, на 25 лет ее старше. Но денежный, обходительный, грамотный. В тех краях строителей, инженеров, ученых тогда много было — со всего мира на возведение железной дороги везли. Мать замуж вышла.
Иноуе увез молодую жену на север Китая, в город Цицикар, где у него была своя лесопилка. Жили в особняке, ходили в дорогие рестораны, вели светскую жизнь.
– Уже потом, в Омске, мы с сыном как-то повели маму в «Маяк», лучший в советское время ресторан города. Она удивилась: что за забегаловка? В Китае меню не подавали, только поклон и вопрос: чего госпожа желает? Рассказывала: китаец принесет живую рыбу, она выберет, тут же и приготовят. Купили радио — роскошь для того времени. Имели свою фотокамеру, что уже совсем редкость, к ней — личного фотографа. Бывала мать и в Японии. Когда я родилась, отец умер — оказалось, болел сахарным диабетом. Особняк испарился, средств к существованию не стало. Родственники отца из Японии поначалу матери помогали, потом требовать стали: отдай девочку.
Схватив маленькую дочь, Любовь Яковлевна вернулась к родителям в Трехречье, которое к тому времени пополнилось сибиряками, бежавшими из России от раскулачивания.
– Граница была вольная, — вспоминает Марина Николаевна. — Ребятишки на русскую сторону бегали — послушать наших, посмотреть. Коровы в другое государство пастись уходили, если хозяин не уследит.
В 1931 году все изменилось: Китай оккупировали японские войска. А в 1935-м советское правительство продало Китайско-Восточную железную дорогу Японии.
– И нас вместе с ней, — вздыхает Марина Николаевна. — Скотину японцы постреляли. Казармы поставили, доты строить начали. Приезжих мужчин под ружье поставили — монголов, бурят, казаков почти не трогали. Но брата моего двоюродного, который хотел перейти границу на советскую сторону, истязали: клали на тело доску и прыгали впятером. Уже на мертвом, как оказалось. Матери его, тете Марфе за пособничество — сухарей насушила сыну в дорогу — ноги отбили, так ползком и жила. Семьями вырезали всех, кто казался ненадежным.
Марина Николаевна в Китае незадолго до возвращения на Родину. Фото из личного архива.
Марина Николаевна в Китае незадолго до возвращения на Родину. Фото из личного архива.
О том, что началась Великая Отечественная война, русские китайцы не знали: вестей из СССР не поступало.
– Сначала японцы обирали, потом наши, русские, в 1945-м пришли, тоже кормить надо было. Советские войска ведь с Победы шли опять на войну — на Восточный фронт. Быстро они японцев усмирили. Только не кончились смерти. Японцы, когда отступали, все оборонительные укрепления подорвали, чтобы русским не достались. А еще тротила везде наложили, он на вид как мыло. Сколько простого люда на нем подорвалось! Весь поселок в крови был. А еще какую-то взрывчатку разложили, на сахар похожую. Помню, увидела, побежала к «сладенькому». Не успела — мальчишка соседский опередил… Мне уже 8, а ему 6–7 лет было тогда. До сих пор китайцы говорят: «Спасибо русскому брату, что японское иго прогнал». А я все думаю: может, это нас спасали, ведь тогда в Китае почти 600 тыс. русских было?
После этого некоторых русских китайцев сослали в советские лагеря. Через 10 лет реабилитировали, правда, большинство — посмертно.
– Мы в Хайлар переехали (ныне территория КНР, Внутренней Монголии — Примеч. РП.), — лицо Марины Николаевны светлеет. — Там русскоязычную школу открыли. Семь классов женской семинарии я окончила. Главные науки — шитье, вышивка, кулинария, три языка, музыка. Китайского не преподавали, только выругаться и могу. Был у нас свой клуб, иногда к нам китайские парни захаживали, посмотреть, как танцуем. Их-то девушки не танцуют. Но женихов мы из русских выбирали. Я шитьем увлеклась, с 15 лет мастерила платья, к ним туфельки, сумочки. Богатые китаянки заказывали вещи у меня. Отчим — Иван Ильич Джан Дэ Фу, по матери — Волгин, у китайцев разнорабочим был, лес пилил.
В 1959 году советское правительство разрешило изгнанникам вернуться домой, на освоение целинных земель. Но только русским, способным подтвердить свою национальность и благонадежность, что сделать было крайне трудно. Многие решили, что проще отправиться в Австралию, Палестину, Турцию.
– Мы домой сильно хотели, натерпелись без Родины, — утирает слезу Тихонюк. — С собой через границу разрешили взять только то, что унести сможем. Фотокарточки отбирали, жгли. Ломали грампластинки антисоветских певцов: Петра Лещенко, Леонида Утесова. В вагонах для скота, сначала китайском, потом русском, отправили нас в сторону Казахстана, главного целинного края. Высадили по дороге, в Омской области. Стали мы поднимать совхоз «Мегет».
Русским китайцам медалей не давали. Они даже не назывались целинниками, для которых расчищали поля, строили дома. По рассказу Тихонюк, обитали в наспех сколоченных сараях, работая с утра и до глубокой ночи. Ветры, морозы, болезни, смерть. Почти через 10 лет семье Новак, как и другим, уехать разрешили, но паспортов так и не дали.
– Куда поедешь без документов? Хорошо, отчима приняли в совхоз: рабочие руки нужны были. А у него не просто рабочие, мастеровые: что крышу покрыть, что ведро из жести согнуть — все было по силам. Не очень грамотный, но терпеливый, выносливый, как все китайцы. А землю любил, как русский. Всеми сельскими специальностями владел: токарь, тракторист, слесарь, сварщик, механизатор.
Когда Омский аграрный институт только комплектовался, поступило импортное оборудование. Собрать оказалось некому, кроме него. Председатель, по наивности, его к ордену Ленина представил. Только высокой награды китайскому подданному не дали. А он никак не мог избавиться от гражданства. Писал все время в посольство КНР, но получал отказы. В 1975 году после уборки выпил крепко, начиркал на китайском паспорте матерные слова, высморкался в него и отправил в посольство. Протрезвев, сложил в мешок нательное, сухарей приготовил. Не понадобились — вдруг выдали советский паспорт. Мама пела тогда, отчим на балалайке играл…
Марина Николаевна, встретив будущего мужа, переехала в Таврический район, где и живет до сих пор. Почти 30 лет отработала портнихой в местном комбинате бытовых услуг, родила и вырастила троих сыновей.
– Боялись мы всю жизнь, что отправят обратно, — признается она. — Мать работала сторожем в свинарнике, хотя могла преподавать фортепиано или языки: английский, французский, немецкий. Но от греха подальше, лишь бы быть незаметной. Только кружевную перчатку, завернутую в носовой платочек, в кармане фуфайки всегда носила, к себе прижимала. В Китае я с тех пор не была и не хочу: вдруг не разрешат вернуться.
поддержать проект
Подпишитесь на «Русскую Планету» в Яндекс.Новостях
Яндекс.Новости
